Томас Браун
(1605-1682 гг.) медик, философ, литератор, богослов, выпускник Падуанского и Лейденского университетов
Беды набивают мозоли… несчастья скользят под ногами, либо падают на наши головы, как снег.
Вереница удовольствий коротка… у радости изменчивый лик.
Во мне скрывается еще один человек, который постоянно сердится на меня.
Все мы стараемся изо всех сил, чтобы не выздороветь, - ведь выздоровление от всех болезней есть смерть.
Все мы чудовища, то бишь, люди и звери одновременно.
Все наше тщеславие в прошлом. Все великие перемены уже произошли, и времени на выполнение давних замыслов может не хватить.
В этот мир мы приходим в муках, но ведь и покидаем его не без труда…
Дабы испытать истинное счастье, мы должны отправиться в очень далекую страну, подальше от нас самих…
Давняя привычка жить восстанавливает нас против смерти.
Если бы вещи воспринимались такими, какие они есть в действительности, телесная красота значительно бы поблекла.
Жизнь - это чистое пламя, мы живем с невидимым солнцем внутри нас.
Мир для меня не более чем сон или кукольный театр… Все мы, если вдуматься, фигляры и скоморохи.
Многие старятся значительно раньше своих лет.
На свете найдется немало людей, для которых мертвый враг испускает благовоние и которые в мести находят мускус и янтарь.
На сотворение мира ушло шесть дней, на разрушение же придется потратить никак не меньше шести тысяч лет.
Недостатки, в которых мы обвиняем других, смеются нам же в лицо.
Не думаю, чтобы нашелся хотя бы один человек, который попал в рай со страху.
Под миром я разумею не трактир, а лечебницу, то место, где не живут, но умирают…
Покуда мы не разлучены со смертью, нам не страшны никакие беды.
Привязанность не должна обладать слишком острым зрением, а любовь не должна изготавливаться при помощи увеличительных стекол.
Природа ничего не делает просто так.
Сердце человеческое - это то место, где затаился дьявол.
Ступайте с осторожностью и с оглядкой по узкой и извилистой тропе Добра.
То, что для одного - Вера, для другого - безумие.
Человек - благородное животное, изысканное в прахе своем, несравненное в могиле… с равным блеском и помпой отмечающее дни рождения и смерти, не гнушающееся и ратного подвига, достойного низменной природы своей.
Человек, доживший до семидесяти или восьмидесяти лет, может вдруг испытать живой интерес к миру, ибо только теперь ему стало известно, что есть мир, что мир может дать и что такое быть человеком.
Человек может владеть истиной, как владеют крепостью, и все же будет вынужден эту истину, как крепость, сдать.
Не Фортуна слепа, а мы.